Вышел очень интересный доклад Центра экономических и политических реформ «Борьба с экстремизмом в современной России: правоприменительная практика». Согласно докладу количество  приговоров по «антиэкстремистским» статьям в РФ растёт довольно быстрыми темпами. Однако этот рост совершенно не коррелирует с объективным снижением общественной угрозы — правоохранительными органами были разгромлены банды расистского и неофашистского подполья, снижается уровень военно-террористической активности на Северном Кавказе. Таким образом, уровень политически и идеологически мотивированного насилия (что составляет ядро такого социального явления как экстремизм) в стране понижается, а полицейские репрессии антиэкстремистского характера только нарастают. При этом, если раньше для возбуждения уголовных дел нужен был какой-то ощутимый повод: выпуск листовок, брошюр, видеороликов, публичные выступления, то теперь предлогом может быть не только создание материалов в социальных медиа (интернет), но и их тиражирование («перепост») и даже одобрение («лайк»).

Такой разрыв  привел к тому, что в обществе, даже в либеральных кругах, где в предыдущие годы  были очень сильны обвинения власти в попустительстве расистским (в смысле,  радикально-ксенофобским) выходкам, нарастает требование прекращения преследования за ненасильственное выражение мнения, со ссылками  на позицию Верховного Суда США по истолкованию Первой поправки (о запрете идеологической цензуры) к Американской конституции.

Первая поправка к Конституции США  является частью Билля о правах. Она гарантирует, что Конгресс США  не будет: поддерживать какую-либо религию, либо утверждать государственную религию. Запрещать свободу вероисповедания. Посягать на свободу слова. Посягать на свободу прессы. Ограничивать свободу собраний. Ограничивать право народа обращаться к Правительству с петициями об удовлетворении жалоб. (В 1925 году Верховный суд США дал трактовку (дело Гитлоу против штата Нью-Йорк) первой поправки с учётом Четырнадцатой поправки, согласно которой Первая поправка распространяется как на федеральное правительство, так и на власти штатов. Первая поправка вместе с остальным содержанием Билля о правах была предложена Конгрессом в 1789 году и ратифицирована в 1791 году).

На пути полной и безоговорочной поддержки такого в высшей степени либерального требования в настоящий момент находится несколько препятствий. Вот главнейшие из них. Первое – это императивное требование запрета радикально-ксенофобской пропаганды, содержащееся в Конституции РФ и в международно-правовых  обязательствах РФ. Второе – объективное стремление политиков-популистов и части «правой» (прорыночной) и «левой» (антирыночной, неосталинистской) радикальной оппозиции использовать радикальную ксенофобию в своей агитации. Снятие любых полицейских мер принуждения приведёт к тому, что почти вся политическая пропаганда сместится в область прямых или косвенных расистских выпадов. Однако всё более нарастающее злоупотребление при применении антиэкстремистского законодательства  привело к тому, что оно вышло далеко за пределы не только духа, но и буквы конституционности, став синонимом преследования инакомыслия. Фактически антиэкстремистское нормотворчество и особенно обширная правоприменительная практика привели к возможности преследования за любую групповую критику и любые нападки на то, что воспринимается как государственная идеология, а точнее, поощряемое государством мифотворчество в области истории и современной политики.

Антирасистское законодательство стало антиреволюционным.

Необходимо также понимать, что довольно скоро основной контингент потенциальных антиэкстремистских репрессалий – провинциальные активисты — освоит нехитрые правила использования «эзопова языка», что даст возможность, значительно сократив риск преследований, доносить свою позицию до аудитории. В конце концов, советская цензура была значительно мощней и строже нынешней российской, а наказания за «идеологические  ереси»  были куда более тяжёлые. Однако, господствующая идеология (включая и интернационализм и «дружбу народов») и государственная мифология были к началу перестройки буквально превращены в труху.Для исправления ситуации, то есть возвращения, как пишут в решениях ЕСПЧ, «необходимого в демократическом обществе баланса» между общественной необходимостью пресечения радикально-ксенофобской (расистской) пропаганды и распространения политически мотивированного нелегитимного насилия, с одной стороны, и восстановлением понимания того, что меры государственного принуждения носят строго необходимый характер и не преследуют целей подавления свободы и плюрализма мнений, с другой стороны, я  предлагаю внести некоторые  законодательные изменения, не требующие существенного пересмотра правовых основ в данной области, и, прежде всего, предлагаю деполитизировать нормы.
В обосновании своей позиции позволю себе сослаться на выводы из докторской диссертации «Нравственные основы уголовного процесса: Стадия предварительного расследования» нынешнего федерального омбудсмена Т.Н. Москальковой:  «Нравственная цель может достигаться только нравственными средствами. Деятельность лица, производящего расследование преступлений, может быть признана морально безупречной лишь при условии, что она построена в строгом соответствии со шкалой приоритетов моральных ценностей, а применяемые средства и методы, отвечают общепризнанным нравственным требованиям и принципам.
Нравственные отношения в уголовном процессе детерминированы особым характером правоотношений уровня «власть — личность», «гражданин — государство». Эти отношения приобретают нравственное содержание в силу стержневой философской идеи о том, что степень подчинения лица обществу должна соответствовать степени подчинения самого общества нравственному добру».
Говоря о путях возвращения антиэкстремизма в конституционные рамки, необходимо отметить, что выход за их пределы был вызван полным изменением в его целеполагании. Когда летом 1993 года в проект президентского варианта конституции вносился императивный запрет на «разжигание», среди лозунгов антиельцинской и антидемократической оппозиции антисемитизм, причём на площадном уровне гитлеровского движения, занимал одно из ключевых позиций. Даже спустя три года, на предвыборных митингах кандидат на пост президента РФ Г.А. Зюганов говорил, что «в правительстве нет русских лиц».

Для составителей конституции страшная межнациональная резня последних лет СССР и первых лет после его краха были очень наглядным примером того, что ксенофобия, особенно идущая от лидера общественного мнения, способна спровоцировать погромы, этнические чистки и войны. И примеры бывшей Югославии были очень выразительны.

К сожалению, составители президентского проекта были увлечены концепцией «американского лаконизма» в нормотворчестве.

В первое десятилетие конституции главной проблемой общественности было заставить  правоохранительные органы пресекать самую откровенную расистскую и неонацистскую пропаганду. Поэтому главную антиэкстремистскую ст. 282 УК РФ старались максимально заострить как орудие защиты этнических и религиозных меньшинств. Именно в этом ключе для помощи прокуратуре и следствию были составлены «Методические указания» 2003 года, составленные профессором Николаем Гиренко, впоследствии убитым террористом из расистского подполья.

Но на пути у откровенно фашистских уличных банд встали не прокуратура и не госбезопасность, а уличные группы антифашистов («антифа»).

Ситуация изменилась, когда начались «Марши несогласных»: антиэкстремистское законодательство было быстро перелицовано в антиреволюционное. Появилось понятие «лица и организации, склонные к  экстремизму», которым обосновывалось проведение в отношении активистов и даже парламентских партий операционно-розыскных мероприятий  (слежка, прослушка, «стоп-листы» на транспорте и т.д.).

Очень скоро к протестам  примкнули русские националисты, категорически отказавшиеся и дальше изображать театрализованных  «фашыстов», от которых либералов спасает только сильная авторитарная власть.

Вот тут прокуратура, которая не увидела расизма в обвинениях иудеев в ритуальных человеческих жертвоприношениях, вдруг нашла антисемитизм в митинговом сравнении Беловым (Поткиным) архитектуры российского Белого дома с развёрнутым свитком Торы (два цилиндра с перемычкой).

С началом украинских событий 2004 года критерии «избыточной защиты», применимые к меньшинствам, были распространены на русский народ и православных (т.е. на формальное большинство), а затем и на «социальные группы» — сотрудники правоохранительных органов и представителей власти. Вакханалию произвола в виде т.н. «ментовских процессов» притормозило только Постановление Пленума Верховного суда РФ от июня 2011 года.

Теперь перейдём к анализу норм. Вот этот знаменитый п. 2 ст. 29 Конституции РФ, который относится к неизменяемой 2-ой главе: «2. Не допускаются пропаганда или агитация, возбуждающие социальную, расовую, национальную или религиозную ненависть и вражду. Запрещается пропаганда социального, расового, национального, религиозного или языкового превосходства».

Как мы видим, это очень субъективные основания для преследования. Для правовой реализации конституционной нормы была сформулирована быстро прозванная за частоту применения «народной» Статья 282 .  УК РФ «Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства», карающая за «1. Действия, направленные на возбуждение ненависти либо вражды, а также на унижение достоинства человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, а равно принадлежности к какой-либо социальной группе, совершенные публично или с использованием средств  массовой информации…»

Но эти критерии значительно и необоснованно шире, чем имеющие законодательный приоритет российские международно-договорные обязательства.  Вот базовая норма Пакта ООН о гражданских и политических правах: «Статья 20. 1. Всякая пропаганда войны должна быть запрещена законом [реализовано в ст. 354 УК РФ с уточнением насчёт публичности пропаганды и агрессивного характера войны]. 2. Всякое выступление в пользу национальной, расовой или религиозной ненависти, представляющее собой подстрекательство к дискриминации, вражде или насилию, должно быть запрещено законом».

21 декабря 1965 года Генеральная Ассамблея приняла Международную конвенцию о ликвидации всех форм расовой дискриминации. Конвенция, которая является документом, имеющим обязательную юридическую силу, вступила в силу 4 января 1969 года. В ней расовая дискриминация определяется как любое различие, исключение, ограничение или предпочтение, основанное на признаках расы, цвета кожи, родового, национального или этнического происхождения, имеющие целью или следствием уничтожение или умаление признания, использования или осуществления прав человека и основных свобод.

Предложение 1.

А. Диспозицию ст. 282 УК РФ заменить на соединение формулировки из п. 2 ст. 20 Международного пакта и запрета«действий, имеющих целью или следствием уничтожение или умаление признания, использования или осуществления прав человека и основных свобод, основанных на признаках расы, цвета кожи, родового, национального или этнического происхождения».

Б. Все остальные осуждаемые ст.29 Конституцией РФ и пресекаемые ст. 282 УК РФ действия декриминализовать — отнести к административным правонарушениям.

В. Ввести важный в уголовной практике критерий малозначительности, применения которого в скрытой форме требует уже упоминаемое Постановление Пленума Верховного суда РФ  от 28 июня 2011 г. N 11 г. Москва «О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности». Для ограничения возможности субъективности при вынесении процессуальных решений, и учитывая, что в области права,  касающихся преступлений имущественного характера широко применятся арифметические критерии,  необходимо учесть тиражированность материалов и случившиеся до пресечения правонарушения число интернет-просмотров в качестве  критериев публичности. Например, критерий 3000 просмотров материала в сутки, дающий основание для перевода блога в СМИ.

Все остальное распространение должно быть декриминализовано.

Огромными возможностями для организации политических преследований даёт статья закона с определением экстремизма.  Федеральный закон от 25 июля 2002 г. N 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности» определяет его так:

«1) экстремистская деятельность (экстремизм):
насильственное изменение основ конституционного строя и нарушение целостности Российской Федерации;
публичное оправдание терроризма и иная террористическая деятельность;
возбуждение социальной, расовой, национальной или религиозной розни;
пропаганда исключительности, превосходства либо неполноценности человека по признаку его социальной, расовой, национальной, религиозной или языковой принадлежности или отношения к религии;
нарушение прав, свобод и законных интересов человека и гражданина в зависимости от его социальной, расовой, национальной, религиозной или языковой принадлежности или отношения к религии;
воспрепятствование осуществлению гражданами их избирательных прав и права на участие в референдуме или нарушение тайны голосования, соединенные с насилием либо угрозой его применения;
воспрепятствование законной деятельности государственных органов, органов местного самоуправления, избирательных комиссий, общественных и религиозных объединений или иных организаций, соединенное с насилием либо угрозой его применения;
совершение преступлений по мотивам, указанным в пункте «е» части первой статьи 63 Уголовного кодекса Российской Федерации;
пропаганда и публичное демонстрирование нацистской атрибутики или символики либо атрибутики или символики, сходных с нацистской атрибутикой или символикой до степени смешения, либо публичное демонстрирование атрибутики или символики экстремистских организаций;
публичные призывы к осуществлению указанных деяний либо массовое распространение заведомо экстремистских материалов, а равно их изготовление или хранение в целях массового распространения;
публичное заведомо ложное обвинение лица, замещающего государственную должность Российской Федерации или государственную должность субъекта Российской Федерации, в совершении им в период исполнения своих должностных обязанностей деяний, указанных в настоящей статье и являющихся преступлением;
организация и подготовка указанных деяний, а также подстрекательство к их осуществлению;
финансирование указанных деяний либо иное содействие в их организации, подготовке и осуществлении, в том числе путем предоставления учебной, полиграфической и материально-технической базы, телефонной и иных видов связи или оказания информационных услуг;
2) экстремистская организация — общественное или религиозное объединение либо иная организация, в отношении которых по основаниям, предусмотренным настоящим Федеральным законом, судом принято вступившее в законную силу решение о ликвидации или запрете деятельности в связи с осуществлением экстремистской деятельности;
3) экстремистские материалы — предназначенные для обнародования документы либо информация на иных носителях, призывающие к осуществлению экстремистской деятельности либо обосновывающие или оправдывающие необходимость осуществления такой деятельности, в том числе труды руководителей национал-социалистской рабочей партии Германии, фашистской партии Италии, публикации, обосновывающие или оправдывающие национальное и (или) расовое превосходство либо оправдывающие практику совершения военных или иных преступлений, направленных на полное или частичное уничтожение какой-либо этнической, социальной, расовой, национальной или религиозной группы».

Однако это формулировка, на что в июне 2012 года было прямо обращено внимание Венецианской комиссией, прямо противоречит критериям экстремизма, обязательным для РФ согласно Шанхайской конвенции о борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом (Заключена в г. Шанхае 15.06.2001) и имеющих согласно п.4 ст.15 Конституции РФ законодательный приоритет:
«3) «экстремизм» — какое-либо деяние, направленное на насильственный захват власти или насильственное удержание власти, а также на насильственное изменение конституционного строя государства, а равно насильственное посягательство на общественную безопасность, в том числе организация в вышеуказанных целях незаконных вооруженных формирований или участие в них, и преследуемые в уголовном порядке в соответствии с национальным законодательством Сторон».
Через два года понятие «экстремизм» было дополнено ПАСЕ определением 2003 года, согласно которому «экстремизм определен в качестве формы политической деятельности, которая прямо, либо косвенно отвергает принципы демократии».

          Предложение 2.

А. В законе о противодействии экстремизму оставить только формулировку из Шанхайской декларации.

Б. Определение ПАСЕ использовать как пресекательное в законодательстве о партиях, при оценке политизированности общественных объединений и в избирательном законодательстве.

В. Запрет на тоталитарную символику и популяризацию трудов нацистских и фашистских лидеров дополнить разъясняющими уточнениями, касающимися запрета исключительно в целях апологической агитации и пропаганды (т.е. причиняющими «моральные страдания» в понимании Конституционного суда РФ), вне критического или разъясняющего общественную угрозу смыслового контекста.

Г. Остальные признаки «экстремизма» перенести в отдельный закон под условным названием «Об охране общественного спокойствия».

Д. Исключить акции гражданского неповиновения или спонтанного неопасного насилия из критериев политического насилия, создающих основания для признания организации экстремистской.