Сегодняшние два взрыва в Москве — на Лубянке (25 погибших) и Парке Культуры (15 погибших) – печальное подтверждение того, что уход России с Кавказа оборачивается приходом кавказского сценария к «московскому космополитизму». Если не развязать «кавказский узел» на Северном Кавказе, его концы протянутся по всей России. Кавказ – наше дело.

Анализ ситуации говорит, что «кавказская тема» недоговаривается, несмотря на пафосность выступлений в защиту естественных рубежей России. В недавней статье Сергея Воронцова сделан объективный анализ ситуации с организованной преступностью в Южном и Северо-Кавказском Федеральных Округах. Картина вырисовывается крайне не неутешительная.

С точки зрения силовой составляющей,
на ситуацию оказывают влияние следующие факторы:

Во-первых, геополитическое и экономическое положение ЮФО и СКФО округа обусловливает их в качестве арены столкновения интересов ряда стран, в том числе исламского мира, которые при реализации политических и экономических целей активно опираются на деструктивные силы — сепаратистски настроенные элементы и локальные организованные преступные сообщества;

Во-вторых, Кавказ – не только пересечение геополитических интересов разных стран, но и точка концентрации исторической межэтнической конфликтности, наложенной на горную топографию;

В-третьих, необходимо учитывать и религиозную особенность, когда мусульманские общины – уммы, — являются не только религиозными и политическими организациями. Ислам изначально носил признаки воинского ордена со своим кодексом чести, но религия далеко не однородна. На Кавказе общины исторически соблюдали приверженность различным течениям ислама, традиционных для этого региона, но с развалом СССР на эту территорию стали активно проникать толкования, которые принято считать «ересью» (ко всему прочему, накладываясь и на локальные домусульманские традиции);

В-четвертых, оргпреступность стала представлять из себя состояние как преступности, так и общества в целом.

При этом сложилась устойчивая ментальность, заинтересованная в дестабилизации республик Северного Кавказа, ориентирующаяся на силовые методы противоборства с органами власти, в том числе путем проведения акций устрашения. Направление ее политизации связано с деструктивными силами и опорой на преступные и люмпенизированные элементы. Для расширения возможности в достижении экономических и политических целей используются террористические методы.

В ряде регионов (Ингушетия, Чеченская Республика, Дагестан) занятие террористической деятельностью стало способом существования части коренного населения, не обременяющей себя поиском других источников средств существования. Массовость захватов заложников и другие преступления позволяют говорить о появлении криминально-террористической технологии производства материальных благ и услуг.

Помимо исторических корней межэтнической конфликтности и несоответствия существующей системы национально-государственного устройства региона сложившимся ареалам расселения этносов, дополнительным катализатором обострения конфликтов в этой сфере явились процессы приватизации госимущества и капитализации промышленных предприятий, сельхозугодий, объектов инфраструктуры, обусловленные законами «дикого капитализма», пришедшие с развалом СССР.

Имущественные споры зачастую приобретают межэтническую окраску, заставляя влиятельные группы подкреплять демонстрацией силы свое право на владение имуществом и монопольный доступ к жизненно важным ресурсам. Рост проявлений криминального характера обуславливается и высокой степенью вооруженности населения и преступных группировок.

Инвестирование в производственные и коммерческие предприятия, способствующие развитию нормальных рыночных отношений, до сих пор рассматривается частью предпринимателей как невыгодное, поскольку извлекаемая прибыль на несколько порядков ниже, чем от вложений в сферы криминального бизнеса. Дефицит инвестиций российской стороны приводит к завладению крупными пакетами акций предприятий компаниями, за которыми стоят транснациональные преступные сообщества.

Для расширения своей деятельности лидеры преступного мира предпринимают меры по сращиванию с руководителями крупнейших предприятий региона. Произошел переход от эпизодического вымогательства к долгосрочным соглашениям по выплате доли прибыли от осуществления как легальной, так и сомнительной экономической деятельности.

Установление подобной системы дало возможность использовать часть предприятий в целях прикрытия масштабных махинаций. В кредитно-финансовой сфере активно похищаются кредитные средства и выдаются заведомо безвозвратные кредиты. Создание криминальными структурами собственной сети действующих фирм и переход под их контроль ряда банков позволяет осуществлять масштабную легализацию преступных доходов.

Политическая и экономическая нестабильность — мощный фактор развития наркобизнеса. Финансовые ресурсы от продажи наркотиков направляются на достижение политических целей, в т.ч. на закупку оружия для развязывания и поддержания межнациональных конфликтов, совершения террористических актов. Проблема распространения наркотиков связана с угрозой локальной криминализации – 6 из 10 имущественных преступлений совершаются наркоманами.

В результате:

— возрастает роль лидеров оргпреступности, которые отходят от конкретного участия в противоправной деятельности, сохраняя лишь организаторские функции;
— монополизируется преступная деятельность в наиболее рентабельных отраслях экономики, с проникновением в другие сферы деятельности;
— в этнических ОПГ возрастает планирование и уровень конспирации, расширяющие международные и межрегиональные связи;
— целенаправленно устанавливаются коррумпированные связи, осуществляется проникновение в средства массовой информации с целью компрометации неугодных лиц в органах власти, а также для создания благоприятного общественного мнения о своей деятельности.

При этом очевидно, что –

проблемы Кавказа связаны с уходом России из региона

Северный Кавказ всегда выпадал из системы «покорения трудом и словом». Россия вышла на южные рубежи, где постоянно шли межэтнические столкновения (что изначально делало регион «проблемным» звеном), руководствуясь политикой собственной безопасности и на протяжении 60 лет была вынуждена вести тяжелые кавказские войны. Встреча двух миров развивалась по болезненному конфронтационному сценарию. «Буферность» Северного Кавказа происходит из его приобретения по принципу «событийности» и вынужденному подчинению «европейскому вектору». При этом нужно отдавать себе отчет — если регион входит в состав России, мирно или не добровольно, он воспринимается и через встречу православия и ислама, державности и пантюркизма.

Титульность русской нации, метрополийность ее культуры и ее особого менталитета, стремление не к праву, а к правде, являлась тем цементом, на котором создавалась и стояла империя. И если Запад предпочитал скупать местные элиты, то Россия предпочитала долгий путь «экстернационализма», надежно вовлекая местных лидеров в общегосударственный административный слой, налаживая промышленную и социальную инфраструктуру. При этом на Кавказе уважают и силу (в тысячелетней инерции противоборства воспроизводя отношения «сила-противодействие») — такой силой стало наличие военизированных казачьих поселений, обеспечивающих мир в регионе.

Известный социолог — исследователь наций, как «воображаемых сообществ»[1] Бенедикт Андерсон, признает, что «руссификация» была удачным инструментом для примирения местных народов империи. Русский национализм — явление «мессианского самосознания» — другого толка, чем «традиционный национализм», который свойственен польскому, грузинскому, литовскому и другим обладателям националистических государств, где националистические лозунги умело подхватывались и разогревались людьми, выступающими под иными идейными знаменами. Русский национализм спокойно принимал в состав России народы на условиях ограниченной автономии. И. А. Ильин в своей работе «О грядущей России» писал, что «мы утверждаем русский национализм, инстинктивный и духовный.

Русский национализм живет временем реконструкции исторической преемственности православной, духовной цивилизации. Пространственную организацию он традиционно отдавал на откуп государству, геополитика всегда воспринималась не самостоятельно, а приложением к духовности и «почве». Мессианство, а не поглощение территорий – вот истинный смысл русского национализма.

Проблема в том, что это самосознание, или «духовный национализм», на протяжении последних 90 лет старательно вытравливалось коммунистической, а затем и посткоммунистической властью – когда любая идеология объявлена «неконституционной», а разработка национальной идеи просто манкируется…

При этом нельзя не согласиться с утверждением, что «все проблемы России, связанные с Северным Кавказом, не являются естественными, но есть результат отстранения государства от этого региона» (А. К. Дегтярев). Россия потеряло контроль, что повлекло за собой трагедию.

Если в большевицкий период казачьи поселения, регулирующие и примиряющие Кавказ были заменены жёсткостью режима, то отмена контроля с развалом Советского Союза и последующий период «тотальной либерализации» неминуемо повлек резкий взлет преступности и сепаратизма региона. Ослабление давления государства взорвало ситуацию. С развалом СССР Россия перестала восприниматься центром, бессилие породило переход кавказский республик с равновесных отношений на обращение к «древнему» прошлому, чтобы отыскать в нем основания для причисления «спорных» территорий. Русское население не только осталось без защиты центральной власти, но и было лишено возможности для самозащиты, что неминуемо повлекло его фактический геноцид.

Северный Кавказ не воспроизводит «стандартный» российский геополитический образ, находясь в условиях «чересполосицы», обильной культурными и языковыми барьерами. Геополитическое движение русских без препятствий имело «широтную» равнинную экспансию с созданием подвижных «рубежей». Камень Кавказа выступил естественным препятствием пахарю, дрейф по меридиану стал оборачиваться трансформацией «открытости» русского народа в легитимацию превосходства победившего.

Массовый уход русских с Северного Кавказа произошел в начале 90-е годы, но процесс экспансии горцев на равнину был заложен в пятидесятые годы ХХ века под видом их переселения из неперспективных сел. Горские народы воссоздали свое общество на равнине, обращаясь к горам, как к «родине предков». Чечня, которая являлась форпостом русской цивилизации (многочисленное, компактно проживающее русское население, развитые транспортные коммуникации, образцовое равнинное пространство), превратилась в степной аул, и только русские названия бывших казачьих станиц, напоминают об ушедшем прошлом. Но «Чечня» была во многом сконструирована «глобальным нефтяным бизнесом». Ельцинский голем «сембанкирщины» был отдать все ради персональной выгоды.

Московско-питерский космополитизм, находясь в тени Запада, забыл историческую последовательностью движения на Восток, ставшее самоопределением нации. В обществе распространяется дурная мысль «о духе нестабильности», выстраивая «стройные аргументы» подчерпнутые в нетленке Бжезинского «Великая шахматная доска». Поразительна была «откровенность» А. Солженицына: чтобы сберечь себя, Россия должна отступить с Северного Кавказа. Завоеванные в XIX веке рубежи кажутся ему сомнительным приобретением, который грозит внутренними смутами, территориальными, религиозными и кровнородственными распрями стабильности государства, построенного на принципе единства родной земли. Геополитика, ориентированная на выживание нации, предопределена к поражению, так как вовлекает государство в квадратуру круга, бесконечно изматывающие поиски «достаточно оборонительных рубежей».

Геополитическая важность Северного Кавказа определяется коммуникационными ресурсами, близостью к Ближнему Востоку, влиянием на процессы в Черноморском бассейне. Кроме того, это российский регион, интегрированный в российскую духовную и политическую общность, и Россия не уходит ни из Европы, ни из Азии. Северный Кавказ несет черты геополитического риска, но за свою безопасность, как и за безопасность тех, кто уже однажды вошел в нашу общность, нужно отвечать. Оставлять это регион, по совету того же Солженицина, не просто глупо, а преступно – с окончательным уходом России (не говоря о потери важной геополитической точки) пожар только разгорится – вспыхнут межэтнические конфликты, наложенные на притязания соседних стран и традиционную политику англосаксов – можно не сомневаться, что «порядок» здесь будет обеспечен только вдоль пути транспортировки углеводородов — напрасно кавказские националисты видят регион в геополитической аморфности.

«Развязать» северо-кавказский «гордиев узел» воспроизведением исходного геополитического состояния, помня при этом, что вектор уважения в этой зоне симметричен вектору силы. Мир на Северном Кавказе возможен только при приравнивании прав суверенов с возможностью обращения к «высшему императиву». Кавказ от активного проявления сепаратизма может спасти только наличие русских поселений — казаков, которые должны иметь право на ношение оружия, и уравнивающая всех (эгалитарная) форма управления для конкретного региона. По крайней мере, на том этапе, когда этот регион имеет явно дотационный характер.
_________________________________________________
[1] Андерсон определяет нацию как «воображённое политическое сообщество, и воображается оно как что-то неизбежно ограниченное, но в то же время суверенное». Воображаемое сообщество отличается от реального сообщества, потому что оно не может быть основанным на повседневном общении лицом-к-лицу его участников. Вместо этого, его участники удерживают в своём сознании ментальный образ своего сходства. Нация является воображённой, «поскольку члены даже самой маленькой нации никогда не будут знать большинства своих собратьев-по-нации, встречаться с ними или даже слышать о них, в то время как в умах каждого из них живет образ их общности».

Эти сообщества являются воображаемыми как нечто ограниченное и вместе с тем суверенное. Ограниченное — потому что нация всегда подразумевает существование других наций. Нация — это не всё человечество и специфика ее феномена именно в противопоставлении другим нациям. Суверенное — потому что нации всегда стремятся к автономии. Залог этой автономии — суверенное государство.

Кроме того, нации являются сообществом потому что «независимо от фактического неравенства и эксплуатации, которые в каждой нации могут существовать, нация всегда понимается как глубокое, горизонтальное товарищество. В конечном счете, именно это братство на протяжении двух последних столетий дает многим миллионам людей возможность не столько убивать, сколько добровольно умирать за такие ограниченные продукты воображения».

Разработка своей теории национализма Андерсона связана с его представлением о том, что ни марксистская, ни либеральная теория не способна дать адекватное объяснение этому явлению.

Upgrate

Сегодняшние два взрыва в Москве — на Лубянке (25 погибших) и Парке Культуры (15 погибших) – печальное подтверждение того, что уход России с Кавказа оборачивается приходом кавказского сценария к «московскому космополитизму». Если не развязать «кавказский узел» на Северном Кавказе, его концы протянутся по всей России. Кавказ – наше дело.

Кирилл Мямлин
Специально для портала «Права Народов»

Релевантно:

Ирина Табацкова: Русские в Чечне за людей не считаются

Кавказ нам нужен или война? Итоги III Московского Евразийского Клуба

Нартский эпос для Хлопонина

Сетевая война на Северном Кавказе