Россия медленно, но верно приближается к очередному избирательному циклу. В 2011 году граждане РФ выберут нижнюю палату Федерального собрания, а в 2012 году будет разыгран главный политический приз — пост президента. Нынешний избирательный цикл будет существенно отличаться от предыдущих в силу нескольких причин, как формально-правового, так и управленческого плана. Во-первых, в соответствие с поправками, внесенными в Основной закон страны 30 декабря 2008 года, срок полномочий депутатов Государственной думы теперь составляет не 4, как раньше, а 5 лет. Что же касается президента, то, начиная с 2012 года, его легислатура вместо нынешних четырех расширится до 6 лет. Таким образом, новый избирательный цикл будет последней политической «четырехлеткой».

Впрочем, российская избирательная кампания помимо неких общих вводных и переменных имеет и региональное измерение. Какую роль в будущем цикле сыграет Северный Кавказ, регион, который Дмитрий Медведев публично определил, как «самую главную внутриполитическую проблему страны»? Станет ли Кавказ «палочкой выручалочкой» для правящего «тандема» или напротив, превратится в камень, способный пустить его ко дну? Для ответа на этот вопрос рассмотрим кратко историю «кавказского фактора» в постсоветской истории президентских кампаний. Это крайне важно, так как эта новейшая история РФ фактически зарифмована с северокавказским кризисом. Едва лишь отразив попытки национал — коммунистического реванша в августе 1991 года, Россия столкнулась с проблемой чеченского сепаратизма. И с этого времени кавказская проблематика остается неразрешимой головной болью для российского руководства.

Однако еще до того, как «чеченский вопрос» стал главной проблемой в повестке дня новой России, тогда еще РСФСР была вовлечена в драматический конфликт с союзным центром. В 1990-1991 гг. фактически можно было говорить про «две Москвы», которые боролись за политическое доминирование. В этой борьбе важным «призом» были национальные автономии. С одной стороны к ним апеллировала «союзная Москва», видя в АССР и в АО инструмент для сдерживания Ельцина и его команды. С другой стороны российские демократы рассматривали автономные образования в качестве союзника против КПСС. Как следствие, «война законов» и появление непродуманных инициатив типа «Закона о реабилитации репрессированных народов», который фактически разделял граждан одной страны на более пострадавших от тоталитарной власти и менее пострадавших от нее же. В результате политико-правовой войны «двух столиц» автономные образования, включая и кавказские, получили «завышенные ожидания». В каких регионах РСФСР того времени Борис Ельцин в ходе выборов в июне 1991 года получил практически стопроцентную поддержку? В тогдашней Чечено-Ингушетии, как бы кому это ни показалось сегодня странным. Правда, впоследствии «цена» той поддержки оказалась непомерно высока. Она же показала, сколько опасен популизм на этнополитической основе.

В 1996 году Северный Кавказ снова оказался в фокусе внимания. В то время РФ вела военные действия против сепаратистской Ичкерии. И это создавало многие острые вопросы, как внутри страны, так и за ее пределами. На Западе лидеры государств после непростых раздумий пришли к выводу: коммунистический реванш опаснее силовой операции в Чечне. В итоге президент США Билл Клинтон сравнивал действия Москвы на Северном Кавказе с гражданской войной 1861-1865 гг., в которой Вашингтон был вынужден подавлять мятежников-южан. Впрочем, внешнеполитическим форматом проблема выборов и Кавказа не ограничилась. Мотив победы над сепаратистами был использован командой Ельцина в ходе его предвыборной кампании. Молниеносный визит Бориса Николаевича в Грозный, ликвидация Джохара Дудаева, а также встреча президента РФ с Зелимханом Яндарбиевым в Кремле принесли свои «копейки» в общую копилку первого руководителя постсоветской России. Напротив, отсутствие внятной северокавказской программы у Зюганова (он то призывал громы и молнии на головы сепаратистов, то вместе с либералами говорил о необходимости переговоров) сыграла против лидера КПРФ. Тогдашний «джокер» избирательной кампании генерал Лебедь существенно прирастил свои голоса посредством эффектного лозунга «Одну войну я уже остановил!» Лебедь намекал на Приднестровье и возможность повторения этого миротворческого опыта на кавказской почве. В итоге вместо мира были подписаны Хасавюртовские соглашения, открывшие дорогу для провального опыта ичкерийского государственного строительства и новой военной кампании.

С этой новой кампании (она началась в 1999 году) стартовала и избирательная кампания, и политическая карьера Владимира Путина. Сколько же экспертов тогда хоронило незадачливого преемника Ельцина, предрекая ему скорый крах! Однако их прогнозы были посрамлены (как и они сами). Будущий второй президент РФ мгновенно оценил все информационно-политические возможности кавказской игры. Тогдашняя жесткая риторика Путина обеспечила ему поддержку в общероссийском масштабе. Сегодня спустя годы, понимаешь и очевидные плюсы, и очевидные минусы тогдашнего поведения ВВП. В 1999-2000 гг. он действительно сумел купировать метастазы сепаратизма по всему Кавказу и придать уверенности стране, ее гражданам, уставшим от пост-хасавюртовского беспредела. Однако тогда же Путин не смог провести разграничительные линии между необходимым применением силы и управлением страной в целом. Многие обоснованные обстоятельствами «горячего лета 99 го года» приемы «кризисного менеджмента» были некритически перенесены им на другие сферы (СМИ, бизнес, внутренняя политика). В результате, и Кавказ не стал ближе к России, ни Россия не превратилась в более эффективное и стабильное государство.

Кампания 2004 года уже не имела той кавказской доминанты, которая была в 2000 и в 1996 годах. Пожалуй, главным достижением, которое активно пиарил Путин «второго срока», была «замиренная Чечня» с помощью политики «чеченизации», то есть передачи властных механизмов местной элите в обмен на лояльность. Однако этот сюжет был в тени главной темы тех выборов — «борьбы с олигархами» и «цветными революциями». В этом контексте кавказская тема подавалась уже не как внутренняя, а как часть общей геополитической игры против России. В данном случае мы констатируем лишь те мотивы, которые озвучивались российской властью. В значительной степени кампания 2008 года повторяла повестку дня — 2004 разве что с оттенком «преемнической темы». В своих медиа-отчетах о восьмилетнем президентстве Путин всячески превозносил свой успех, включая и Кавказ, который стал у него практически одной большой и успешной Чечней во главе с другом и младшим соратником Рамзаном Кадыровым. Метафора «пехотинец Путина» лучше всего передает тот контекст, в рамках которого сформировались «особые отношения» между Москвой и Грозным.

Однако выборы-2012 (кто бы ни стал их основным фаворитом и бенефициарием) уделят кавказскому направлению намного больше внимания. Почему? Во–первых, потому, что стабилизационного ресурса более не хватает. Обострение ситуации не только в восточной части Кавказа (Ингушетия, Дагестан), но и в западной (Кабардино-Балкария) – свидетельства тому. Во-вторых, на глазах происходит «интернационализация» кавказской угрозы. И включение в список террористов Госдепа Доку Умарова и «Кавказского Эмирата» отнюдь не случайно. США опасается не только и не столько сильной России, сколько ослабленной и плохо контролирующей свои окраины. Происходит это на фоне таких знаковых терактов, как атака в Домодедово, взрыв «Невского экспресса» и московской подземки. В-третьих, предстоящая Олимпиада 2014 года в Сочи и чемпионат мира по футболу. Два спортивных мероприятия глобального масштаба, по определению актуализирующие тему безопасности. Добавим к этому политические игры Грузии с «черкесским вопросом». Не исключено, что скоро к игре присоединится Эстония, имеющая обращение не о признании факта «геноцида» [так в оригинале,-H.], а о лоббировании этого вопроса в Европейском парламенте.

Таким образом, главной целью власти в 2012 году будет обоснование того, что она сильна и едина, как никогда, а также способна контролировать всю территорию страны. Олимпийские игры и футбольный мундиаль уже стали личными проектами Путина и его команды. Это — вопрос не только политико-административных инвестиций, но и престижа. В этой связи кавказская тема будет играть, в первую очередь, для внешнего пользователя. Ибо внутренний уже не так важен для Кремля и Белого дома. «Управляемая демократия» сделали свое дело. И в этой ситуации перед российской властью стоит серьезный и принципиальный выбор. Есть возможность, говоря словами Наполеона Бонапарта, «надеть сапоги 1999 года» и превратить кавказскую тему в ходкий пиар-продукт. И существует (скорее теоретически) другая опция: начать разрабатывать стратегию развития региона, включающую в себя в качестве интегральных частей и внешнюю политику, и внутренние аспекты.

Выбор в пользу второго варианта возможен даже не ради каких-то абстракций, а в силу прагматических соображений. Ведь вряд ли проблема Сочи ближе к 2014 году уйдет в тень. Напротив, вокруг нее будут формироваться разные группы интересов. И не всегда пророссийские. В этой связи более адекватное знание процессов на всем Северном Кавказе (и хорошо бы с привязкой к южной части Большого Кавказа) чрезвычайно важно. Иначе политическая будет выглядеть сродни плаванию на корабле без компаса и карты.

Как бы то ни было, в скором времени мы увидим, что для российской власти важней, пиар или стратегия. Впрочем, эта дилемма встает перед Москвой не только на кавказском направлении. И не первый раз.

Сергей Маркедонов, по материалам Caucasus Times