Начиная разговор о Сталине как евразийце, прежде всего следует отметить, что он как политик и как государственный деятель, безусловно, находился в марксистской парадигме и никогда с ней не порывал. Сталин был величайшим не только практиком, но и теоретиком марксизма. Однако сама эта марксистская парадигма в России ХХ столетия претерпела очень существенные изменения по сравнению с «классическим» марксизмом, так что влияние со стороны евразийской идеологии оказывается весьма заметным — точно так же, как теория и практика советского строительства оказали существенное влияние на формирование и развитие самой евразийской идеологии, которая в противовес фундаментальным концептам личности (либерализм), класса (коммунизм) и нации-расы (фашизм) выдвинула концепт месторазвития, народовмещающего ландшафта.

К тому же, Сталин как человек появился на свет и вырос там, где находится одна из самых активных зон реального, пассионарного, говоря в терминах Льва Николаевича Гумилева, евразийства. Кавказ — один из четырех географических, а значит — и этнокультурных, «стыков» Европы с Азией, наглядно отрицающих известный «колониалистский» тезис Киплинга: «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись».

Идеологию евразийства в 20-е годы прошлого столетия начали создавать выдающиеся русские ученые-эмигранты, которые до сих пор являются своеобразными «реперными точками» отечественной, да и мировой культуры, — такие, как лингвист Николай Трубецкой, основатель российской геополитики Петр Савицкий, философ Лев Карсавин, литературовед Дмитрий Святополк-Мирский, богослов Георгий Флоровский и многие другие. То, что создание этой идеологии происходило в основном вне России, возможно, сыграло решающую роль в ее последующей судьбе, потому что «несть пророка в своем Отечестве», а «лицом к лицу лица не увидать — большое видится на расстояньи…»

В общем-то, можно сказать, что евразийство стало идейным ответом отечественной интеллектуальной элиты на 1917-й год, — ответом, не только продолжающим, но завершающим и даже снимающим давний спор «славянофилов» и «западников» о судьбах России. Цели у них с большевиками были практически общими, а спор шел в основном о способах и средствах достижения этих целей. При этом большевики в целом и Сталин в частности вовсе не отвергали тех предложений евразийцев, которые представлялись политически адекватными и эффективными — точно так же, как в октябре 1917 года большевики «Декретом о земле» фактически выполнили земельную программу эсеров. Тем более, что в 20-е и в начале 30-х годов между Советским Союзом и Европой шел практически свободный интеллектуальный обмен, обсуждалось и проверялось на пригодность всё, что могло иметь практический эффект. В «открытый доступ» шло далеко не всё, но всё внимательно изучалось спецслужбами, передавалось «наверх», и уже оттуда возвращалось как «политика партии», в преобразованном и «марксифицированном» виде.

В немалой степени это касалось и евразийства, многие идеи которого были использованы в процессе советского государственного строительства. В частности, та же геополитика Сталина — это геополитика не Карла Хаусхофера, а геополитика Петра Савицкого, во-первых, и геополитика Чингисхана, во-вторых. Кстати, Збигнев Бжезинский в своей известной книге «Великая шахматная доска» очень четко сказал, что всего лишь дважды в мировой истории «мировая суша» брала верх над «мировым морем»: когда существовала империя Чингисхана, и когда Сталин в 1949-53 годах контролировал Китай.

Архетип империи Чингисхана — это архетип Неба и Света, не имеющего границ. Сталин вновь воплотил в реальность этот архетип. Даже если мы вспомним его эстетические предпочтения — например, станцию метро «Маяковская» в Москве, любимую станцию Сталина, — то там чаши-юрты упираются в небо, где витают сверхгероические образы, созданные Александром Дейнекой. То есть он пробил посконную ткань нашего существования, воткнул небо в нашу жизнь, и следствием этого синтеза стала уникальная культура, которая поныне определяет бытие на этом пространстве.

Мы знаем трагическую судьбу Петра Савицкого. Несмотря на то, что он пел осанну Сталину, увидев в нем воплощение евразийской идеи, в 1946 году его арестовали в Праге и вывезли в Мордлаг, десять лет там провел, но и после своего возвращения в Прагу он ни в чем не упрекал советскую власть и Сталина. Ни в письмах к Георгию Вернадскому, который работал в Вирджинии, ни в беседах со Львом Гумилевым, ни в публичных выступлениях — нигде и никогда. Ему действительно было важно, что Сталин воплотил его идеи, создав великую евразийскую державу, а личные судьбы здесь не имели определяющего значения — «лес рубят, щепки летят». Точно так же и Лев Гумилев, проведший в сталинских лагерях 13 лет, никогда не примыкал к диссидентам-«правозащитникам» — и не потому, что чего-то боялся. Он всегда делал то, что считал нужным, а диссидентство нужным делом не считал.

Второй явно «евразийский» аспект деятельности Сталина — это, конечно, национальная политика. Которую «отец народов», титул далеко не случайный, мыслил именно в категориях прав народов.

Приведу известный эпизод из книги Феликса Чуева «Сто сорок бесед с Молотовым«: «…Вспоминается рассказ А.И. Мгеладзе (Первый секретарь ЦК КП Грузии в последние годы жизни И.В. Сталина), дополненный Молотовым, о том, как после войны на дачу Сталина привезли карту СССР в новых границах — небольшую, как для школьного учебника. Сталин приколол ее кнопками на стену: «Посмотрим, что у нас получилось… На Севере у нас все в порядке, нормально. Финляндия перед нами очень провинилась, и мы отодвинули границу от Ленинграда. Прибалтика — это исконно русские земли! — снова наша, белорусы у нас теперь все вместе живут, украинцы — вместе, молдаване — вместе. На Западе нормально. — И сразу перешел к восточным границам. — Что у нас здесь?.. Курильские острова наши теперь, Сахалин полностью наш, смотрите, как хорошо! И Порт-Артур наш, и Дальний наш, — Сталин провел трубкой по Китаю, — и КВЖД наша. Китай, Монголия — все в порядке… Вот здесь мне наша граница не нравится!» — сказал Сталин и показал южнее Кавказа».

Вообще, сама концепция прав народов, официально признанная ООН на Алжирской конференции 1976 года, имеет корни в ближайшем окружении Сталина. Её создателем можно считать заместителя наркомнаца Сталина и лидера Российской мусульманской коммунистической партии Мирсаида Султан-Галиева. Султан-Галиев рассматривал большевизм как инструмент для пробуждения идентичности всех народов мира, их свободного социального и национального развития на своей земле.

Благодаря этим идеям большевики смогли привлечь на свою сторону народы Кавказа и Средней Азии, с их помощью разгромить сторонников «единой и неделимой», а также силы реакционной национальной буржуазии, и, в конце концов, создать уникальную советскую цивилизацию.

В других странах, прежде всего «третьего мира», влияние идей Султан-Галиева было революционным. Своим учителем его считали египетский лидер Гамаль Насер и первый президент Алжира Ахмед Бен Белла. Кстати, именно Алжир в 60-е годы стал мировым центром антиколониального национально-освободительного движения. В частности, именно там сформировалось Палестинское национально-освободительное движение. Сочетание идей социальной революции и отстаивания прав народов уже тогда создало грандиозный потенциал коммунистического движения, к которому примкнули и Мао Цзэдун с Чжоу Эньлаем, и Фидель Кастро с Че Геварой, и миллионы революционеров, представителей левых и национальных партий, по всему миру.

А внутри страны непосредственный руководитель Султан-Галиева, Иосиф Виссарионович Сталин, очень многое заимствовал у него в области национальной политики, особенно до 30-х годов, когда уважение к этнической идентичности народов было определяющим в национальной политике большевиков и не сводилось к предоставлению национально-государственных автономий. Были взяты за основу макрорегионы, в которых существовала сложная национальная и окружная система. Был Нижне-Волжский край, куда входила и Калмыцкая автономия, и автономия немцев Поволжья; был Средне-Волжский край, был Русский Север, объединенный в общее месторазвитие, а также знамениая Закавказская Советская Республика (органичное объединение народов и культур Закавказья). Мы сегодня настаиваем на том, что Российская Федерация должна вернуться к такому типу внутриполитического устройства.

С нашей точки зрения, всё это скрытое евразийское наследие Сталина должно быть глубоко и всесторонне осмыслено — прежде всего, с точки зрения революционного преобразования действительности, поскольку никакого консерватизма, провозглашенного в последнее время Александром Дугиным, идеи евразийства не предусматривают и прямо им противоречат. Евразийцы никогда не были консерваторами, поскольку мыслили в категориях прежде всего народов ка живых существ, а не «элит», иногда заинтересованных и даже пытающихся «остановить историю».

Точно так же мы выступаем против любых уступок российской территории — например, Калининградской области Германии или Южных Курил Японии, возможно, оправданных с точки зрения геополитики Хаусхофера и Дугина, но совершенно неприемлемых для геополитики Сталина и Савицкого. Сталин никогда никому ничего не отдавал.

Павел Зарифуллин
Завтра